Cамый важный итог выборов президента Ирана
Абдулла Ринат Мухаметов
Иранский режим всегда вызывал самые разные мнения – от восторга радикалов всех мастей до лютой ненависти феминисток и либералов. Волнения, последовавшие в стране за объявлением итогов президентских выборов, закономерно вызвали противоречивые оценки. Полярными оказались точки зрения относительно будущего Исламской республики и по их окончании.
При всей сложности ситуации, в которой оказался современный Иран, шансов удачно проскочить полосу турбулентности у него немного больше, чем наоборот. Скрытая где-то в недрах режима Исламской республики древняя персидская политическая хитромудрость может, в конце концов, выдать нечто нетривиальное.
В Тегеране все спокойно?
Волнения в Тегеране улеглись так же неожиданно, как и начались. Внешне на выходе – все осталось на своих местах. Духовный лидер (рахбар), президент, глава Совета наблюдателей (Хебреган), состоящий из 86 высших аятолл, избирающих рахбара, сохранили свои позиции. В общем в Багдаде, точнее в Тегеране, все спокойно. «Несмотря на надежды мечтателей с Запада, демонстрации в Иране вряд ли повлекут за собой большие изменения в стране», — писала британская «The Guardian» в дни беспорядков и оказалась права.
Было принято, может быть, единственно верное сегодня для всех сторон решение: окончательно вопрос о власти отложить до лучших времен. Ни Ахмадинеджад и стоящие за ним силовики из Корпуса стражей Исламской революции, а также ветераны войны с Ираком, ни рахбар Хаменеи, ни даже оппозиция в лице Мусави и, что еще важнее, его покровители из числа духовенства (прежде всего, глава Совета наблюдателей Рафсанджани, который, по сообщениям прессы, вроде как даже грозился инициировать отставку рахбара) не заинтересованы в продолжении беспорядков.
Ведь если митинговые страсти стали бы еще дальше разгораться, то появился бы серьезный риск выхода протеста из-под контроля даже оппозиции. А это уже угроза всему режиму Исламской республики, детьми которого являются и к идеалам которой апеллируют и Ахмадинеджад, и Мусави, и Хаменеи и Рафсанджани.
Это, скорее всего, повлияет и на оперативную иранскую политику. По мнению Раджаба Сафарова, главы Центра изучения современного Ирана, многое из рациональных предложений и критических замечаний оппонентов кабинет Ахмадинеджада возьмет на вооружение. Изменения эти будут касаться не только внутренней, но и внешней политики. Постараются наладить отношения с Египтом, Саудовской Аравией и Эмиратами (ОАЭ), а критика Тель-Авива не будет столь вызывающей. «Линия будет скорректирована», – считает Сафаров.
Между тем, надо понимать: иранская политика – это настоящий «черный ящик». Судить о том, что происходит внутри, со стороны – почти то же самое, что измерять среднюю температуру больных по палате. В смысле, результат такого анализа зачастую будет аналогичным сводным показателям градусников.
Скорее всего, стабилизация стала результатом некого внутриэлитного компромисса. Насколько это «соломоново решение» окажется эффективным в долгосрочной перспективе, вопрос открытый. Дело в том, что Иран действительно остро нуждается в переменах. Только вот в каких – об этом и спорят акторы иранского политического процесса. От исхода этой закрытой от широкой публики и международного сообщества дискуссии зависит не только то, насколько нынешнее отложенное окончательное решение по выборам окажется эффективным, но и будущее страны.
Президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский не видит перспектив у Исламской республики. Падение режима, по его словам, «может растянуться во времени, быть более или менее длительным, более или менее кровавым. Но это начало конца. Если не в эту волну, то в следующую – а она, несомненно, будет – появятся новые лидеры, которые безусловно возьмут в качестве цели свержение режима, и в конечном итоге добьются этого, как в Иране всегда и происходит».
Более того, на днях он забил в набат, что на смену «муллократии» идет «фюрер», т. е. медленно, но верно, власть переходит от шиитского духовенства к светским силовикам. Поразительно — израильский лоббист озабочен ослаблением позиций иранских аятолл, которых клеймит всю сознательную жизнь (!).
Наличие проблем хорошо понимают и в Тегеране, и в Куме – духовном и в огромной степени политическом центре страны, пытаясь как-то согласовать задачи модернизации страны, либеральные чаяния значительной части граждан с исламским характером режима. Задача сверхсложная, стоящая в той или иной степени перед всем мусульманским миром.
Иранское общество выросло из своих политических штанов
Иранское общество, политизированное почти так же, как советское времен Перестройки, а также элита в целом понимают, что менять что-то необходимо. Государство, которое, будем говорить прямо, стоит на грани провозглашения себя ядерной державой, не может управляться муллами.
О том, что проблемы в стране есть, говорят даже такие почитатели современного Ирана, как Надежда Кеворкова и Максим Шевченко. Надежда Кеворкова, передавая из Исламской республики репортажи о происходивших там волнениях, свела все к клинчу демократа Ахмадинеджада и клерикально-олигархической нефте-фисташковой мафии Мусави-Рафсанджани-Хатами. Но и она, правда, признала: «Конечно, иранцам пора задуматься, что делать с третью народа, который хочет ходить с кольцом в носу и голыми пупками».
Максим Шевченко, утверждая, что «сценарий «оранжевой» революции в Иране бесперспективен», все же добавил, что «чрезмерная клерикализация жизни утомляет людей, особенно молодых. Это вызывает протестные настроения. Им хочется развития и энергии».
Но проблема шире, чем просто желание сделать пирсинг и утомление молодежи от моралистики. Все общество переросло свою политическую систему. На определенном этапе для развития страны жесткий режим аятолл оказался полезным – по крайней мере, иранцы сейчас живут на несколько порядков лучше, чем при шахе; лучше показатели и по экономике, и по влиятельности в мире. Но режим должен расти вместе с обществом и государством. Иначе детские штаны на теле подростка пойдут по швам.
«Пошел по швам» Иран после июньских волнений, или «штаны» срочно принялись «перешивать», и насколько усилия «портных» будут эффективны, – для Ирана это почти гамлетовские вопросы. Хорошо знакомый с ситуацией в стране нынешний сенатор, а в недавнем прошлом лидер таджикской оппозиции Ходжи Акбар Тураджонзода уверяет, что скоро «все успокоится, и жизнь в Иране придет в нормальное русло». «Часть молодежи, часть европеизированного населения Ирана, которые живут в крупных городах, недовольны этим режимом, но абсолютное большинство народа поддерживает существующий в стране строй», — говорит он.
В любом случае точно одно: значительная решающая часть иранцев четко и однозначно не готова на все ради заманчивой иранской Перестройки и ее громких и красивых лозунгов, которые выдвигает эмиграция с Запада. У всех перед глазами трагический опыт либеральной модернизации 1990-х в самых разных частях света, в том числе в России. Стараться учиться на чужих ошибках – эту заповедь тысячелетней персидской мудрости в Иране еще многие помнят.
Чуть-чуть, конечно, не считается, но все же
Что интересно, Иран, если сравнить его с большинством соседей, оказывается самой демократической страной. Российский либеральный публицист Александр Гольц даже поставил нам ее в пример. «Если недавно вопрошали, почему Россия — не Америка, то сегодня самое время спросить, почему Россия — не Иран», — прокомментировал он летние события в Тегеране.
Но при всей важности выборов президента не стоит забывать, что его функции во многом декоративны. Реальная власть в стране в руках рахбара (должность тоже выборная, только процедура весьма сложная и запутанная). Поэтому если бы Рафсанджани действительно пошел бы на попытку отставки Хаменеи – это бы стало настоящей революцией, а волнения мусавистов в зеленых повязках окончательно бы признали молодежной массовкой.
В последнее время, правда, у выборов президента Ирана стала появляться очень важная функция – они выпускают пар народного недовольства. Недавние события показали, что пара накопилось так много, что «котел» чуть не взорвался. Чуть-чуть, конечно, не считается, но все же кипение продолжается.
Однако последние выборы оказались и в чем-то уникальными. Они имели парадоксальный эффект для иранской политической системы. Неожиданно для многих, может быть, и для Ахмадинеджада, и рахбара, и оппозиции, роль президента возросла. Он как бы стал выходить из тени духовного лидера и становиться полноценной политической фигурой. А, значит, возросла и роль самого института президентства.
Причем уже второй раз подряд президентом становится не представитель шиитского духовенства. Это заставляет задуматься. Светские, религиозные, но не клерикальные, силовики постепенно закрепляют за собой этот пост, а значит их роль серьезно возрастает. У иранского режима появляется второе крыло.
Еще ранее силовики сумели усилить позиции в сфере контроля нефтяных активов страны – так что опора их ставленника расширилась. На очереди подведение под укрепление силовиков некоего религиозного обоснования, т. е. можно ожидать появления какой-то нетривиальной религиозно-идеологической интерпретации происходящего, или даже какой-то концепции, иначе в условиях нынешнего характера государства враждебное духовенство может легко оспорить легитимность притязаний «светских менеджеров новой волны».
Возможно, это самый важный итог летних выборов президента и сопровождавших их волнений. Парадоксально, но мусависты своими массовыми протестами добились обратного тому, чего требовали.
Поговаривают, что подобный ход событий спланирован заранее, и, таким образом, идет трансформация режима. Но, скорее всего, реформы сами собой пробиваются по объективным причинам, а элита лишь пытается оседлать этот процесс.
Читайте по теме:
Опубликовано: 23.10.2009, рубрики: Аналитика.